Галина Волкова - Не ходите, девки, замуж… или… ЛОШАДЬ БОЛЬШАЯ
– Это неправда… я всё выдумала… – прошептала, не глядя на собеседника.
– Посмотри на меня? – как-то по-отечески и до слёз проникновенно тихо попросил он.
Василиса неохотно подняла раскрасневшееся лицо на полковника, но взгляд непроизвольно всё время скользил мимо, уходя куда-то в сторону, за спину, где на стене висел огромный портрет Горбачёва. «Лучше я на него стану смотреть…» – подумала девушка, разглядывая затейливое родимое пятно на челе президента, напоминавшее ей какую-то страну…
– Вот смотрю я на тебя… – неторопливо продолжил полковник. – Совсем молоденькая, можно сказать, юная девочка, несмотря на то что у самой ребёнок, а в глазах такая мука читается и боль умудрённой жизнью взрослой женщины… Что он с тобой сделал? – сочувственно так поинтересовался мужчина, по возрасту годившийся девушке в отцы, которого ей так сильно не хватало с самого детства.
«Ему бы только в КГБ работать…» – Васька закусила губу, чтобы не расплакаться от жалости к собственной персоне и своей несчастной доле, но… собрав себя в «кучу», дабы совсем не раскиснуть, твёрдо продолжала гнуть свою линию и упорствовать:
– Ничего. Никто со мной ничего не делал. Это я… написала неправду… – при этих словах вновь опустила глаза, ложь давалась с большим трудом, словно вгрызаясь в сердце каждым словом.
– У тебя взгляд правильный, чистый, так что запомни, девочка моя, ты никогда и никого не сможешь в своей жизни обмануть! В твоих глазах читается любая ложь! – ничего так и не добившись, с сожалением вздохнул он. – Как хочешь… наверное, у тебя на самом деле веская причина скрывать правду. Не буду тебя больше мучить, иди…
Сгорая от стыда, Василиса поспешно вскочила со стула и бросилась к выходу, но уже взявшись за ручку двери, вдруг опомнилась и, обернувшись, выпалила:
– До свидания! Извините меня… пожалуйста!
– До свидания… будь счастлива… девочка…
«Блин… как мерзко!» – всю обратную дорогу не могла успокоиться она, вспоминая разговор с полковником. – Из-за этого козла… паразита пришлось врать такому хорошему, душевному человеку!» Ваське чудилось, будто буквально все встречные прохожие бросают на неё укоризненные взгляды: «Вруха!», «Обманщица!», «Притворяется честной, а сама-то…» Девушка, потупив взгляд, торопилась скрыться от бескомпромиссных судей, старательно обходя народ как-то боком, по касательной…
На работу возвратилась далеко после обеда, по-быстрому обслужила вызовы за себя и за напарницу, раз та одна приём отсидела, с ветерком пробежавшись по посёлку из дома в дом, с этажа на этаж. Заполнив карточки, закрыла медпункт и заторопилась на автобус, а затем бегом за Туськой в садик. Как ни спешила, запыхавшись прискакав на детскую площадку, девочку застала уже самой последней в группе, остальных разобрали родители. Ребёнок сидел в полном одиночестве, не считая рассматривающую красочный журнал воспитательницу на скамеечке в отдалении. По уши чумазая дочка строила куличики в песочнице, сосредоточенное личико украшали грязные разводы, а в светлые волосики, почему-то без панамки на голове, набилось полно мелкого песка.
– Мамочка моя пришла! – отбросив далеко в сторону пластмассовое ведёрко, девочка радостно бросилась к Василисе, цепляясь пыльными ручонками за светлую юбку и горячо обнимая за шею, когда та, подхватив дочурку, прижала к себе.
– Поздно вы приходите за своим ребёнком… – недовольно процедила подошедшая воспитательница.
– Извините… так получилось, вызовов сегодня много… – стала оправдываться девушка, хотя до закрытия садика оставался целый час.
Избаловались, однако, нянечки! Горе тем родителям, кто забирает родное дитя последним, ни в чём не повинный ребятёнок автоматически становится объектом крайнего недовольства и неприязни со стороны персонала. Так и чесался язык у Васьки высказать обнаглевшей женщине всё, что думает по поводу её необоснованных претензий – сама, мол, за ребёнком не смотрит, отдыхая с журнальчиком в сторонке, а девочка-то вся измазюканная в песке, будто поросёнок. Смолчала… усилием сдержала себя, чтобы не нагрубить. Отношения портить не хотелось, всё же они новенькие здесь, и не была она никогда скандалисткой, к тому же не безосновательно побаивалась, что на ребёнке могут отразиться конфликты взрослых. Потому поспешно попрощалась, и они отправились домой.
Тусечка важно вышагивала рядом, пытаясь подстроиться под мамину походку. Помня своё собственное детство и жёсткое воспитание через ремень и затрещины, Васька не желала повторять ошибки собственной матери, старалась как можно больше времени уделять дочке и никогда не позволяла себе поднимать на девочку руку. Да и по какому месту, скажите на милость, можно ударить малышку, чтобы ненароком не повредить хрупкий организм? Неужели багровые полосы, оставленные ремешком на нежной коже детишек, не заставляют материнское сердце плакать, омываясь слезами сострадания? И вот парадокс: стоит кому-то постороннему нанести обиду или вред ребёнку, разъярённая родительница тигрицей кинется на защиту, а самой, получается, вполне дозволено причинять грубое физическое насилие, словно дитя – собственность её единоличная и право такое имеет… «Не понимаю… – никак не могла взять в толк девушка, вспоминая синие отметины, рубцы на своей попе и ногах от тонкой скакалки в безжалостной руке матери. – Ладно наказать за непослушание, лишив удовольствия какого, на крайний случай слегка шлёпнуть, но бить-то зачем?» Обида на мать у Василисы притаилась глубоко в душе, сомнения в том не было…
Возраст у Тусечки был самый что ни на есть любознательный, четыре годика исполнилось совсем недавно, когда всё интересно, потому и рот всю дорогу до самого дома не закрывался, а всё новые каверзные вопросы и смешные высказывания сыпались один за другим:
– А почему голуби летают, а курицы нет?
– Мам, а в лампочке живёт маленькое солнышко?
– У меня две ноги, – глядя на свои коленки заявила вдруг, чуток подумала и выдала. – Одна правая, а другая… розовая!
– Вот вырасту и замуж за Серёжку выйду… У нас с ним любовь вот та-а-акая большая! – это она про своего нового друга из группы.
– А у Светы сегодня зуб выпал! Я тоже хочу! – лезла грязными пальцами в рот, проверяя наличие лишних зубиков, которым пора уж тоже выпадать, а то, понимаете ли, непорядок!
Уловив последнюю фразу, Васька страдальчески сморщилась от кошмарных воспоминаний, связанных с собственным расставанием с одним из молочных зубов. До сих пор её накрывало паническим страхом, стоило лишь подумать об этом…
«Сколько же мне тогда исполнилось? – хмурила лоб Василиса. – Немного ведь постарше Туси…» Закачался нижний молочный зуб. Подумаешь, проблема. С молочными никто жить не оставался, те выпадали, и вырастали новые, но родители вознамерились ускорить событие! Это же надо такую пытку придумать для собственного ребёнка! Дубль номер один. Привязав один конец шёлковой нити к зубу, а второй к дверной ручке, приготовились в ожидании, что кто-нибудь внезапно откроет дверь с той стороны. Но не тут-то было! Васька, выпучив от страха глазищи и намертво ухватившись обеими руками за нитку, тихо подвывала. Поняв, что номер сей не пройдёт, предприняли дубль два. Зачем, спрашивается, идти на какие-то ухищрения, если можно гораздо проще проблему решить? Всё элементарно – есть зуб и вот… уже нет, решили выдернуть его… плоскогубцами! «Стоматологи доморощенные…» – злилась сейчас на них девушка. Мать силой держала сопротивляющуюся, истерично орущую дочку, пытаясь открыть той рот, а отец, не теряя времени даром, пропихивал конец пассатижей в рот… «Жесть!» – с содроганием вспоминала Василиса. Визжала тогда так, что наверняка слышали соседи за стенкой. «Ну да… чего со мной церемониться… ведь – лошадь большая!» – с горечью размышляла она, поражаясь родительской глупости на грани с жестокостью.
